– Мой? О нет. Ни в коем случае!

– Хорошо. Тогда скажи мне, Мэри, приходилось ли тебе заниматься домашним хозяйством?

– С тех пор как скончалась матушка, мэм, – ответила Мэри, – мне пришлось делать все. – Она увидела, что Гретхен яростно кивает. Великое счастье, что леди не увидит их жилья.

– Значит, работы не боишься?

– Нет, – сказала Мэри. – Ничуть.

Спасибо, что хоть об этом не пришлось задумываться.

– Но… – Миссис Мастер вдруг о чем-то вспомнила. – Коль скоро отец полагается на тебя, то разве не получится, Мэри, что ты бросишь его, если переедешь сюда?

Мэри уставилась на нее. Затем они с Гретхен переглянулись. Об этом они не подумали. Вопрос был совершенно логичным, но правдивый ответ разрушит воздушный замок, построенный Гретхен. Мэри почувствовала, что бледнеет. Как ей ответить? В голову ничего не шло.

Но Гретхен уже повернулась к миссис Мастер. Она совершенно спокойно произнесла:

– Не скажу вам наверное, миссис Мастер, но… – Она как бы помедлила секунду. – Что, если одна вдова подумывает выйти за мистера О’Доннелла и эта леди привыкла сама распоряжаться в собственном доме…

Мэри разинула рот. О чем, во имя всего святого, толкует Гретхен? Чтобы почтенная леди пошла за Джона О’Доннелла? В своем ли она уме?

Но Гретхен знай щебетала, не обращая на нее никакого внимания. Она как будто доверяла миссис Мастер секрет, которым не хотелось делиться Мэри.

– Если это правда и леди придерживается своих правил ведения домашнего хозяйства…

И тут до Мэри дошло. Она изумленно уставилась на Гретхен. Возможно ли, чтобы ее милая подружка с ангельским личиком плела подобные небылицы, да еще с такой легкостью? Как ей удавалось так лгать? Формально, конечно, это не было ложью – она же не утверждала, что вдова существует, а только задавалась вопросом: что, если? Но все равно… Мэри знала: сама она ни за что не пошла бы на подобный поступок.

– Для Мэри наступили бы тяжелые времена, – втолковывала Гретхен. – Это может показаться глупостью…

Но миссис Мастер перебила ее.

– Это вовсе не глупость, – уверенно сказала она.

Фрэнк Мастер всматривался в карту, изучая Саратогу, когда вошла Хетти. Она была одна.

– Что, не понравилась девушка? – спросил он.

– Наоборот, она безупречна, – улыбнулась Хетти. – Очень приличная. Они с Гретхен живут практически рядом. В Маленькой Германии.

– Понятно. Семья?

– Отец – каменщик. Вдовец и вроде подумывает жениться опять. И угадай, где он работал многие годы?

– Скажи.

– На строительстве Кротонского акведука. – Ее глаза блестели. – Кто знает, он даже мог видеть, как ты делал мне предложение.

– Вот оно как.

– Я чувствую, Фрэнк, что это судьба, – выдохнула она.

Фрэнк Мастер с любовью посмотрел на жену. Он был не дурак и понимал, когда проигрывал.

– Тогда придется ее взять, – сказал он.

Кристалл-Палас

Самое простое решение за всю деловую карьеру Фрэнка Мастера пришлось на лето 1853 года. Он стоял в своей конторе. Это было старое и красивое кирпичное здание, со складом позади и видом на припортовую Саут-стрит. Солнечный свет заливал суда, сгрудившиеся на Ист-Ривер. Два принадлежали ему: парусник – быстроходный клипер для рейсов в Китай и колесный пароход, готовый отплыть к Панамскому перешейку. Груз тканей будет переправлен через Панаму, после чего другой пароход доставит его в Калифорнию. Жители тех городов, которые в последние годы охватила золотая лихорадка, могли найти золото, могли не найти, но нуждались в прочном, надежном сукне из Нью-Йорка, и Фрэнк Мастер торговал им с великой для себя прибылью.

Мастер спекулировал хлопком, чаем, мясом, недвижимостью, но в это дело лезть не захотел.

– Джентльмены, – заявил он, – я в подобной затее не участвую. И мой вам совет: бросьте ее, пока не вернулся коммодор. Потому что он спустит с вас шкуру, и я в этом глубоко убежден.

– Да у него руки коротки, – сказал один.

– Не так уж он крут, – подхватил другой.

– Ошибаетесь оба, – возразил Мастер.

Корнелиусу Вандербилту хватало рук всегда и на все.

Уже больше тридцати лет по реке Гудзон ходили пароходы, но с выходом в Атлантику для пароходства наступили удивительные времена. Начало положила Британская железнодорожная компания, но первые пароходы пересекли океан стараниями Кунардов, предприимчивого семейства лоялистов, переселившегося в Канаду два поколения назад. Правда, ньюйоркцы быстро подхватили инициативу, а самым дерзким оказался Вандербилт.

Он принадлежал к старым нью-йоркским семьям, выходцам из Англии и Голландии, но начал бедняком – даже беднее, чем Астор. Хетти Мастер его не любила и называла лодочником-хамлом. Действительно, он начинал с лодочных перевозок, а речь его была, безусловно, красочной, но в нем жил гений. Кунард был безжалостным, и пароходы сделали его одним из богатейших людей города. Досаждать коммодору не следовало.

Фрэнк Мастер никогда не мешал Вандербилту. Он подружился с ним. Когда Мастер захотел направить пароходы в Панаму для торговли с Калифорнией, в чем Вандербилт был силен, Фрэнк пришел к коммодору и поинтересовался его мнением.

– Сколько пароходов? – осведомился коммодор.

– Может быть, два.

– Ладно. – Вандербилт удостоил его коротким кивком.

– Ты попросил разрешения? – с отвращением поинтересовалась позднее Хетти.

– Это лучше, чем потерять бизнес.

И тем не менее, пока коммодор был в отъезде, эти двое, оба на службе у Вандербилта, задумали оттяпать кусок его империи.

План восхищал своей наглостью. Вместо того чтобы переправлять товары через Панаму, коммодор открыл дешевый маршрут через Никарагуа и сэкономил тысячу морских миль пути.

– Но в Никарагуа слабая власть, – сказали Мастеру эти двое. – Почему бы нам не оплатить революцию? Посадить своего президента, который даст нам исключительное право на перевозку товаров, а Вандербилт пойдет побоку?

– Вы серьезно думаете, что это получится?

– Да, и без больших затрат. Участвуете?

– Джентльмены! – рассмеялся Мастер. – Я не боюсь свалить правительство Никарагуа, но рассердить Вандербилта? Вот это пугает. Пожалуйста, не учитывайте меня в своих планах.

Идя на окраину встречаться с женой часом позже, он все еще посмеивался над этими мошенниками.

Хетти Мастер стояла на углу Пятой авеню и Сороковой улицы. Позади нее была глыба распределительного резервуара. Там ежедневно проходили сонмы людей, и можно было ожидать, что она кого-нибудь да приметит. Или хотя бы начнет высматривать в толпе своего верного мужа.

Но нет. Она читала. Просто стояла как изваяние под зонтиком от солнца и читала.

Если бы она посмотрела вокруг себя, то могла бы сообразить, что рядом находится то самое место, где почти восемьдесят лет назад бедняга Джордж Вашингтон охаживал свои войска клинком плашмя, дабы пресечь их бегство от «красных мундиров». Или уж точно бы вспомнила, что именно здесь ей сделал предложение Фрэнк. Но ничего подобного. Она просто читала книгу.

Конечно, чтение нравилось ей всегда. В те времена, когда Фрэнк еще ухаживал за ней, из Лондона прибыл великий Чарльз Диккенс, начавший свое триумфальное турне по Америке. Народ стекался тысячами, и она не менее трех раз затащила Фрэнка на встречу с любимым автором. «Люблю его героев и истории, – говорила она. – А его жажда социальной справедливости превыше всяких похвал». Его рассказы о лондонской бедноте не могли не найти отзвук в сердцах ньюйоркцев. Однако сегодня она читала не Чарльза Диккенса.

Это было нечто более опасное.

Фрэнк заметил ее не сразу. Вокруг было столько всего, что разбегались глаза. Над Сорок второй улицей возносилась обсерватория Латтинга – грандиознейшее сооружение, которое представляло собой решетчатую конструкцию высотой триста пятьдесят футов, увенчанную обзорной площадкой. На первые два этажа башни поднимались в замечательной новой машине под названием «лифт». Мастер мечтал попробовать. Но обсерватория лишь дополняла главную достопримечательность, которая находилась сразу за резервуаром. Ее верхние части проступали все отчетливее по мере приближения Фрэнка.